Конец августа. Жара. Пыль. Сидим с Кисой (моим самым лучшим другом детства Сережкой Котовым) на скамеечке под нашими окнами, лузгаем семечки. Большой граненый стакан семечек, насыпанный в ловко свернутый баб-Галей кулечек из листочка журнала «Наука и жизнь», стоил 15 копеек. Мы с Кисой сбросились – у меня было 8 копеек – пятачок и трехкопеечная монетка. А Киса добавил свой пятачок и две копеечки. Одну копейку (хитрожопый!) он оставил на газировку. На «после-семечек». Я газировку любила только с сиропом, а без сиропа «чистую» - не любила. Лучше уж вода из колонки. Звенящая, ледяная, сводящая зубы. Так как я заплатила на одну копейку больше, Кисе пришлось свою долю отсыпать к себе в карман. Большую такую жменищу отхватил, за что я ему влепила щелбана, он меня толкнул, я ему врезала сдачи, семечки из моего кулька немного просыпались, и пришлось ему отсыпать мне в кулек обратно пол-жменьки, иначе я собралась уходить, а он пусть, как дурак один тут сидит. Помирились. Я гордо держала в руках кулек. Это было круто, хотя тогда так не говорили. Говорили: «зыкано»! С протяжным «Ы». Старшие ребята могли сказать «Клево!» - нам, малышам так не разрешалось говорить. Это было неприлично.
Мамин голос над головой, из открытого окна:
- Доня, сбегай в магазин, пожалуйста, - в маминой руке авоська. Через дырочки авоськи видна стеклянная пол-литровая банка для сметаны с белой пластмассовой крышкой.
Я собралась уже начать канючить, что мол, жарко и я уже ходила сегодня в магазин, но мама перебила –
- Сережа с тобой за компанию сходит. Вместе веселее. Да, Сережа?
Киса, постестнялся перечить моей маме, грустно кивнул и нехотя поднялся. Сандалии утонули в пыли. Теплой, шелковой.
- Я даю тебе три рубля, мельче денег у меня нет. Принесешь сдачу. Смотри, не потеряй. Это большие деньги, - сказала мама. – И...
- Банку не разобью, мотать авоськой не буду, крышку закрою плотно, если не смогу попрошу продавщицу, а можно сто грамм подушечек?
- Подушечек можно. Сдачу не потеряй.
- Что я маленькая, чтоли? – обиделась я и взяла зелененькую трешку и авоську из маминых рук.
- Пачку масла. Пол-кило сметаны. Хлеба в булошной - половинку черного и батон.
- ...Если масла в пачках не будет купить 200 грамм развесного, завершила я за маму ее всегдашную речь. Какие они странные эти взрослые. Итак все понятно. Зачем сто раз повторять?
- Сдачу не потеряй, - повторила вслед мама, но мы с Кисой были уже в пути. Киса воодушевленный перспективой угоститься подушечками шел бодрее взрывая пыль сандалиями, и время от времени сплевывая шалушки от семечек.
... До магазина не так далеко. Жили мы в «частном секторе». Брели медленно, по теневой стороне. Улица пустынна. Даже собаки и кошки попрятались под крылечки от жары. Как удалось сохранить островок деревенской жизни практически в центре довольно крупного областного города, до сих пор остается загадкой. Неасфальтированные улицы, которые в осенне-весеннюю слякоть развозило так, что без резиновых сапог до островка цивилизации – троллейбусной остановки, почты и магазина добраться было нереально. Так и ходили местные красотки в болоньевых плащах и страшенных почему-то зеленых или черных резиновых сапогах, которые смущенно переобували в подъезде, уже первого приличного дома, неподалеку от троллейбусной остановки. У нас же были одноэтажные дома с завалинками и лавочками у забора, палисадниками с торжественными гладиолусами, деревенскими ромашками, пахучими флоксами и даже лилиями. Назывались эти лилии «Царская корона». От них оставался несмываемый желтый след на руке. Я их не любила. Я любила головастые, растрепанные, разноцветные и безалаберные пионы и скромне глазастые астры, с остренькими или наоборот махровыми лепестками... На окнах резные наличники – деревянные, с завитушками. Когда ставни открыты, казалось у дома распахнуты глаза, а когда на ночь ставни закрывались, то становилось понятно – все спят, и даже окна. Все соседи на нашей улице всегда знали про всех всё. Кто, с кем, как, когда и даже где. Что готовили на обед и когда приедет внук на каникулы. Где «брали» курицу, и кто ночевал у Людочки из Нарофоминска, живущей у родственников через дорогу от нашего дома...По вечерам тетки и бабки собирались на лавочках и лузгая семечки делились новостями, сплетнями и обсуждали тогда еще не «сериалы», а многосерийные телевизионные художественные фильмы и программы: «Кабачок 13 стульев» или «А ну-ка, девушки!» «КВН» и «Следствие ведут знатоки»... Пани Моника и Каролина были самыми обсуждаемыми персонажами, и песни Карела Готта были самыми модными на нашей улице. Теть Томка Емельянова, в ситцевом цветастом сарафане, и тапочках со сношенными задниками, щурясь говорила:
- Какой красавчик! Голос ангельский! Глаза лучистые, голубые, огромные!
Все тетки смеялись и подначивали Томку –
- Ой, Тамарка, тебе у любого мужика глаза будут казаться большими!
- Да, ну вас! – отвечала беззлобно теть Тома, – у нее муж был китаец. Настоящий китаец. Звали его
Чжан Юн Дин – а по-русски Витя. Он не был похож на всех китайцев. Ну, разве, что глаза у него были узенькие. А так – дядя Витя Чжан был здоровенным мордатым дядькой. С торчащими в разные стороны черными блестящими волосами, мясистым носом, и крупными работящими руками. Я дружила с их дочкой Иркой Чжанихой, которая была меня старше на два года и поэтому иногда выделывалась, за что мы с Кисой ее и побаивались, и уважали.
... Мы шли поднимая пыль, лузгая семечки, сплевывая прямо под ноги. Остановились попить у колонки. Киса нажал ручку, и я попила прямо из крана. Киса мужественно терпел – у него была копеечка, он собирался выпить газировки, что он и сделал, едва мы добрались до автомата с газировкой. На удивление, стакан еще не стащили алкаши, вечно толпящиеся у «стекляшки». В магазине мы встали в очередь в кассу, пробить чек. Подошла моя очередь, а Киса уже прилип к стеклу витрины в кондитерском отделе, почему-то совмещенном с молочным. Вожделенные «подушечки» блестящей горкой были насыпаны прямо в металлический поднос. Нас не смущало даже, что из некоторых конфет вытекло варенье, и они слиплись. Крупный сахар, которыми были обсыпаны подушечки был колким и острым. Царапал небо, но это было тааааак вкусно!
- Пачка масла, пол-кило сметаны, – я полняла банку повыше, – банка есть, – кассирша в синем халате поверх цветастого кремпленового платья, дама со сложной сильно залакированной прической «Улитка», и с двумя «завлекалками» - локонами перед ушами, в белых перламутровых клипсах, с ярко накрашенными губами, считалась самой красивой в нашем магазине. Она это знала и снисходительно принимала комплименты постоянных посетителей. Она сидела в специально сделанном для нее троне – ну, не троне конечно, но таком загончике-будочке, с высоким креслом и открывающейся дврецей. Анджела возвышалась над всеми и посматривала на покупателей в полном смысле слова - свысока.
- Еще что? – лениво спросила она. – Подушечки привезли свежие. Мама разрешила?
- Разрешила, - поспешно сказала я, и сглотнула слюну. – Сто грамм.
- Тринадцать копеек в кондитерский, - сказала Анджела. Вообще-то ее звали Аня, но ей это имя не нравилось, и она превратилась в Анджелу. Мне казалось, что именно ей имя Анджела подходит больше, чем Аня. Она была такая...такая... ну, Анджела и все тут... мои мысли прервало хрипловатое – Все? – Анджела курила! И голос у нее был с хрипотцей. Курила она обычно у магазина, когда не было посетителей, облокотившись спиной к двери, а вокруг вились мужички разного фасона.
- Все.
Анджелины пальцы, в золотых кольцах, замелькали над аппаратом, я положила скомканную трешку на пластмассовую тарелочку, прикрученную черным шурупом к столику. Шуруп возвышался ровно посередине тарелочки, как бородавка над губой кассирши Анджелы. Она эту бородавку еще и красила черным косметическим карандашом. Я взяла чеки, сдачу мелочью и поднялась на две ступеньки в кондитерско-молочный. Деньги я засунула в карман шорт, а чеки крепко держала в руке. Киса уже искрутился весь у витрины с конфетами, и подскочил ко мне в нетерпении:
- Давай ты пока масло-сметану купишь, я конфеты возьму.
- Ага, щас! Умный какой! – ответила я. – Может я тебе вообще подушечки давать не собиралась?
Такого Киса от меня не ожидал.
- Я с тобой пошел? Пошел! Так что ты со мной должна делиться! – сказал он, дернув головой, отчего хохолок над его вихром дернулся.
- Ладно. Не боись! Дам я тебе подушечки. На лучше – крышку сними с банки.
Киса быстро схватил банку, и попытался содрать пластмассовую крышку.
- Осторожно! – мой крик заглушил звон осколков. Куски стекла рассыпались по полу. Крышка откатилась под прилавок.
- Ты, что дурак! – заорала я. – Как мы теперь сметану купим?
Киса растерянно посмотрел на меня, но промолчал. Он знал, скажи мне в такой момент – «Сама дура!» - он бы не увильнул от моего короткого апперкота, которому меня научил его же старший двоюродный брат Сашка. Анджела вылезла из своей будочки-трона. Мы притихли.
Требуйте продолжения банкета рассказа. Призывы"Афтар Пеши Исчо"заставят афтара разместить окончание романтического триллера.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →