Тётьлилиных детей – которые были значительно меня старше – маман постоянно ставила мне в пример. Так настойчиво ставила, что ни в чём не повинных Катю и Илюшу я годам к десяти возненавидела лютой ненавистью. Эти сказочные дети всегда слушались маму, мороженным зимой не объедались, хорошо учились, не требовали завести собаку и очень аккуратно обращались со своей одеждой... которая после них переходила ко мне. Невероятная, сказочная одежда, при виде которой люди на улице оборачивались, а прилавки «Детского мира» конца семидесятых скучнели и покрывались трещинами. В силу возраста не осознавая собственного счастья, я носила в те блаженные времена бирюзовые вельветовые брючки марки «Ли», шёлковые платьица с бантами (а вовсе не китайский трикотаж «Дружба»), микроскопические замшевые кроссовки и водолазки кислотных цветов. Всё это Тётьлиля носила к нам домой в огромных иностранных пакетах с надписями латинским шрифтом, а маман вытаскивала меня из рисования или угла с плюшевыми собаками и тебовала: «Ну-ка, скажи Тётьлиличке «спасибо»!
В то время, как на мою долю выпали тётьлилины дети, папеньке нашему постоянно ставился в пример тётьлилин муж – Дядьволодя. Потому что это был примерный семьянин, непьющий интеллигент и к тому же дипломат. Не в смысле, что вёл себя дипломатично, а дипломат по профессии. Самый что ни на есть натуральный. Вот к примеру, те самые Катя с Илюшей родились в азиатской стране с медицинским названием «Катар». Где «тротуары перед домом моют стиральным порошком». Ещё припоминаю смутно одну фотографию с виллы какого-то нефтяного магната... На фотографии был отображён золотой унитаз.
Тётьлиля Шидловска и маман сидели в школе за одной партой, а все остальные знания о жизни получали в одном и том же московском дворе на Малом Каретном. Ходили в один и тот же танцевальный кружок при Колонном Зале и одинаково боялись хулиганистого насупленного пацана в вечно стоптанных ботинках – Вовку Высоцкого. К выпускному классу, однако, подружки «неразлейвода» несколько отдалились и сферы влияния поделили: Тётьлиля стала в школе Первой Красавицей, а маман – Первой Ученицей. Тётльтле мама шила красивые платья и блузки, а мою маман воспитывала тётка, у которой ещё трое своих детей было... Тётьлиля отсеивала кавалеров, изнывавших по вечерам под её окнами, а маман готовилась к поступлению в нефтяной... из вредности. Потому что ей сказали, что она гумманитарий по складу. «Я решила им всем доказать, что и технарём могу стать легко», - вспоминает маман.
...И доказала. А Тётьлиля тем же летом вышла замуж за Вовку Водяхина с Маросейки, поступившего в тот год в МГИМО.
И вот, с тех пор. Жизнь подруг пыталась развести, привнеся элемент статусности, но кровные связи выходцев из старых московских дворов – это вам не шишки-дрышки. Виделись они может и не так часто – Тётьлиля с Дядьволодей, по понятным причинам, в Москве находились не всегда и неподолгу... Но – письма на многих листах и, конечно же, бесконечные телефонные разговоры (дада, в глазах так и стоит картина: маменька орудует поворёшкой у плиты, зажав при этом подмышкой аналоговый чёрный аппарат с крутящимся диском... папенька приладил к нему длиннейший провод, позволявший таскать сей тяжеловесный тетраэдр по всей квартире – даже в ванну – и можно было разговаривать часами... бесплатно). Они друг друга обожали. Собственно, Тётьлилю с её ироничными байками, страстью к розыгрышам и дружеским шаржам, и аристократичной красотой классической польской шляхтенки нельзя было не обожать. Статус и иностранные шмотки были тут совсем ни при чём...
И только один раз. Только один раз я на Тётьлилю обиделась. Хотя, даже не на Тётьлилю... сейчас бы я сказала – на «систему», «на жизнь», но тогда я, естественно, своих ощущений подобным образом не формулировала. Было мне лет десять-одиннадцать.
В общем, в один из Дядьволодиных московских отпусков мы с маман поехали к ним в гости – в достаточно обычную квартиру в «сталинском» доме где-то на Речном Вокзале. Была я там не один раз и венецианские маски или даже ВИДЕО-МАГНИТОФОН моего воображения уже не поражали. Но на этот раз имелось у Тётьлили в квартире кое-что новенькое...
...Мне разрешили взять их с серванта и больше я в жизни уже ничего не хотела – ни пахучей жевачки, ни финского сервелата из продуктового отдела «Берёзки», ни «Птичьего молока», ни иллюстрированных изданий “National Geografic”. Странно вообще, вроде я была уже в таком возрасте, когда от игрушек с ума сходить перестают... И тем не менее. Я не могла оторваться от пластиковых фигурок Микки Мауса, Дональда и Гуффи – тех самых, которых в предыдущие визиты мне показывал ВИДЕОМАГНИТОФОН. Пластик был гладкий, яркий, как мне казалось, тёплый на ощупь, а главное – он гнулся и это позволяло диснеевским персонажам жестикулировать и менять позы...
- Тётьлиль, а сколько это стоит..? – тоскливо выкликала я, выкручивая Дональду лапу и абсолютно не вникая в произносимые маминой подругой числительные, за которыми следовало ничего мне не говорившее слово «долларов». Сколько бы фигурки не стоили – цены им не было, и шансов у меня не было... Нам часто дарили одежду – и новую, и б/у; а вот игрушек почему-то - никогда.
-... А это..? – Микки сгибался в подобострастном поклоне.
Подошла маман, пихнула мне в зубы конфету, дёрнула за ухо и почти беззвучно приказала: «Не клянчи».
Я в те времена ещё была вполне послушной девочкой. Такой себе воспитанной. И уже тогда – немного фаталисткой. На обратном пути из гостей я всё рассматривала свои ладони, пытаясь вспомнить, как послушно и забавно гнулись в них гладкие чресла диснеевских героев... Неужели Тётьлиля не заметила, КАК мне их хотелось? Или же, не придавая игрушкам большего значения, чем ПРОСТО ИГРУШКАМ, даже и не представляла себе, что их можно хотеть ТАК? Или это всё же были любимые цацки ультра-правильных Кати с Илюшей... хотя в тот год они уже заканчивали школу..?
Тётьлиля умерла от рака пять лет назад. На руках у любящего супруга и своих примерных детей, ... Илюша – ныне Илья Владимироваич – пошёл по стопам отца и сделал дипломатическую карьеру. Катя стала врачом-рентгенологом; сама ходила за матерью; а подменяли её у постели Тётьлили моя маман и ещё одна «девочка» из их двора – из послевоенного детства, из Малого Каретного переулка.
...И чёрт бы с ними – с миккимаусами этими. А ведь поди ж ты – иногда вспоминаю.