После успеха "Андрея Рублёва" Тарковский расстался со своим сценаристом Андроном Кончаловским, и вместе с неким Фридрихом Горенштейном взялся за новое кино. Проектов было много, однако до дела удалось довести только экранизацию романа Станислава Лема «Солярис», впрочем, сам роман Андрей Тарковский, по всей видимости, не читал, полностью доверившись соавтору-сценаристу. Станислав Лем, эталонный интеллектуал и рационалист, побеседовал с Тарковским, офигел и махнул рукой, сказавши «Не знаю, почему этот режиссёр выбрал мою книгу – ему «Солярис» совершенно неинтересен». А дело было простое. Один из моих друзей предположил, что Тарковский просто спросил: "Ну, что там у советских интеллектуалов самое модное? Ах, однотомничек Лема с Солярис" и "Непобедимый"? Отлично! Возьмём "Солярис" - красивое название!" Кончаловский и Тарковский любили киноэкшн и мечтали о динамичном, крутом фильме. Но успех «Андрея Рублёва» убедил Андрея Арсеньевича в том что он – гений, а русский гений это обязательно скучно и бессюжетно. Чтобы люди на сцене долго, убедительно, прихлёбывая, причмокивая и отдуваясь, пили чай, а их жизни тем временем со звуком лопнувшей струны разбивались где-то за кулисами, где-то в Москве, а то и в Африке этой, где сейчас страшная жара... И чтобы разговоры, покашливания, станиславские паузы и никаких погонь и перестрелок. Великое русское искусство не имеет права быть увлекательным! Так что во время работы Андрей Тарковский буквально разрывался между желанием снимать захватывающее кино и тягой к величавой скуке, приличествующей гению. Он надеялся, что полный агрессивного саспенса фантастический сюжет хоть отчасти удержит на плаву престижную картину.

В результате «Солярис» оказался «великим больным фильмов». Он всё время съезжает со своей собственной платформы. Психотриллер распадается в медитативные сцены, в бесконечно длящиеся натюрморты, в совершенно бессмысленную созерцательность, озвученную – а как вы думали? – престижным Иоганном Себастианом Бахом. Особое раздражение у неподготовленных (не знающих о гениальности Тарковского) зрителей вызывает пятиминутный (или он длится десять минут? нет, всего лишь восемь) эпизод поездки автомобиля по туннелям. Там ничего не происходит: просто бесконечно долго показывают затылок В.Дворжецкого.

В период съёмки «Соляриса» Тарковского вдруг принялся опекать его антипод Сергей Бондарчук, мощный официозный режиссёр, патриот, сталинист, ненавидящий киноавангард. Он вдруг предоставил Тарковскому для съёмок свою юную дочь Натали и принялся водить иностранных гостей на экскурсии в декорации «Соляриса». Вероятно, он же расстарался, обеспечив Тарковскому поездку в Японию для съёмок. Однако из Японии Тарковский привёз всего-навсего запись кружения по транспортным развилкам в окрестностях Токио. Куда пошли деньги, выделенные на киноэкспедицию – я лично не в курсе.
В общем, от романа остались рожки да ножки. Первая половина фильма происходит на Земле и посвящена сложным отношениям главного героя с его папой, который тоже представляется главным героем, однако во второй половине фильма не действует. Интересно, что вторую, космическую, часть фильма Тарковский вообще не хотел снимать, предполагая мебилировать Станцию Солярис как московскую интеллигентскую квартиру, но Михаил Ромадин, художник фильма, его отговорил, сказав, что зрители будут смеяться.

Во второй половине фильма герой главным образом трудно молчит, сидя рядом с призраком своей покойной жены, а финал полностью невразумителен и может быть истолкован десятком различных способов, что означает, что сам режиссёр запутался в собственном фильме.
Тем не менее, в «Солярисе» есть два эпизода, поднимающихся до высочайшей поэзии и показывающих, какого масштаба мог достичь Андрей Тарковский, если бы чуть меньше заботился о своей репутации кинематографического гения.
Я имею в виду в первую очередь эпизод с просмотром любительской киноленты и второй – эпизод «дня рождения», устраиваемого Снаутом, вплоть до отключения гравитации и панорамы по репродукциям Брейгеля.

И фильм несмотря на все недостатки, затянутости, натяжки, нестыковки, всё равно получился бы замечательным, если бы Тарковский и Горенштейн не замесили его пошлейшим философствованием на тему «совесть надо иметь!» и «в гостях хорошо, а дома лучше». Я не говорю, что авторам фильма надо было обязательно воспользоваться мыслями Лема об ограниченности человеческого познания, о том, что познание самого себя не делает человека ни лучше ни счастливее, и о том, что человек всё равно пытается и будет пытаться вырваться из собственных рамок. И идею Лема о человеке, стоящем перед Богом таким, каков он, человек, есть, тоже было необязательно использовать (об этой идее Горенштейн с Тарковским не подозревали, потому что читали сильно сокращённый перевод романа, с автором – Лемом – разговаривать побрезговали, а самим додумать то, что цензоры аккуратно опустили, им не хватило интеллектуальных резервов), но история станции Солярис давала множество самых разных возможностей. Тарковский для фильма выбрал самую банальную из всех моралей. И тем самым превратил потенциальный шедевр в эклектический экзерсис под девизом «Летят перелётные птицы, а я не хочу улетать». Может быть, он хотел понравиться Большим Людям Советской Страны, грозно хмурящим брови при слове «эмиграция»? Кто знает... Тарковский в глазах советских интеллигентов был символом нонконформизма, однако при непредвятом просмотре его фильмов с некоторым удивлением обнаруживаешь отсутствие какого-го то ни было нонконформизма.
В моих глазах «Солярис» Тарковского – не гармоничное произведение, а набор удачных, неудачных и поразительных по утончённой красоте эпизодов. Но, к счастью, в наше время уже нет необходимости ради двух-трёх гениальных фрагментов высиживать целый фильм. Можно прокрутить неинтересное, сосредоточившись на том, что действительно представляет ценность.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →