http://76-82.livejournal.com/5635211.html
http://76-82.livejournal.com/5635725.html
http://76-82.livejournal.com/5635940.html
1987-2
Почти сразу после моего возвращения родители предложили мне сразу же съездить в лагерь ещё раз, на полсмены. Я прикинул так и эдак и рассудил, что в лагере мне в целом даже понравилось, и раз уж я выдержал целую смену, то полсмены продержусь запросто, тем более, что в лагере я уже всё знаю. И спустя неполную неделю после возвращения я снова ехал в автобусе со своим новым отрядом. На этот раз я попал в восьмой отряд.
Вожатой была начальственного вида полноватая тётенька лет тридцати, я забыл, как её звали, вроде бы Лена. Прямо в автобусе она взяла микрофон, и, словно экскурсионный гид, объявила нам, что наш отряд называется "Память". В самом скором времени подобное название пионерского отряда должно было стать более чем сомнительным, но мы этого, конечно не знали, да и вообще мне это пришло в голову не так давно. Так вот, коль скоро наш отряд назывался "Память", мы должны были научиться произносить его название хором.
- Итак, отряд...
- Память!
- Плохо! Надо говорить не "Память", а "Память"! Ещё раз, отряд...
- Память!
- Нет, не так! Не "Память", а "Память"! Ещё раз - отряд...
Это повторилось раз десять, довольно она так и не осталась. Если я правильно понял, она добивалась, чтобы мы выкрикивали "Память" очень кратко, чтобы звучало примерно как "пАмьть".
Вторым вожатым был Миша, долговязый кудрявый детина, лицом похожий, как я бы сказал сейчас, на актёра Майкла Пэйлина. Он был полнейший мудак, и происходил, думаю, из какой-то непролазной провинции. Отрядом он, впрочем, почти не занимался.
Из знакомых в моём отряде оказался Саид, снова свежепостриженный наголо, и ещё пара человек, которые в прошлую смену были в других отрядах. До того мы с Саидом как-то не особо дружили, но оба были рады увидеть знакомое лицо.
В отряде была одна компания. Как я понимаю сейчас, это были три архетипичных еврейчика, но тогда я даже не знал такого слова. Они были знакомы раньше, видимо, по предыдущим сменам, и специально договорились в этот раз попасть в один отряд. Один них, по фамилии Кристалов, единственный из троих вёл себя, как человек, никогда не задавался, более того, у него была игра "Тайна океана", и он несколько раз вполне бескорыстно давал мне в неё поиграть, и вообще он был весёлый и ненапряжный, и отпускал очень удачные шуточки по разным поводам. Двое других держались как элито и козырные господа, и, например, стоило мне высказать мнение по любому вопросу, с их стороны сразу следовало пренебрежительное замечание в духе "что ты вообще можешь в этом понимать?" Самое гнусное, что еблан Миша тоже был с этими троими знаком по предыдущим сменам, и они у него, очевидно, числились любимцами. Мы все слышали от Миши в основном всякие грубости, но с тремя избранными Миша разговаривал фамильярно-бодрым голосом, и они отвечали ему в тон.
Девчонки подобрались такие, что их можно было бы счесть душевнобольными. Они запросто осыпали любого проходящего мимо потоком оскорблений, а спрашивать у них что-то было и вовсе бесполезно, кроме ругани и ехидных подъёбок от них всё равно в ответ ничего услышать было нельзя. У одной из самых центровых, которая держалась, как профессиональная душа компании, на лице была какая-то экзема, так что этой девочке постоянно приходилось ходить в медпункт, где ей обрабатывали лицо всякими снадобьями. В конечном итоге всё лицо у неё было покрыто зелёнкой, область вокруг рта поверх зелёнки намазана каким-то бордовым говном, а рот ещё вдобавок обведён белой мазью, отчего её лицо превратилось в клоунскую маску. После этого её отправили домой. Весь инкубационный период занял дней десять. Хотел бы я знать, чем думали её родители, когда отправляли такого ребёнка в лагерь. Да, и я забыл сказать, что вожатая Лена привезла с собой в лагерь дочку, девочку лет трёх, и у неё на голове была такая же экзема! Вряд ли эта болезнь была заразной, но постоянное наблюдение зеленых струпьев вовсе не добавляло аппетитности к моей жизни в пионерлагере. Я за всю жизнь видел экзему четыре раза, два из них попали в ту смену.
Погода стола преимущественно холодная, помню, я ходил в болоньевой куртке. Вдобавок у меня на носу выскочил здоровенный нарыв, первый предвестник будущих подростковых прыщей. В медпункте мне заклеили нос пластырем, и приходилось постоянно отвечать на вопросы.
Я снова пошёл на выжигание, надеясь проводить там время в тишине и спокойствии, однако там уже тоже всё поменялось. Вместо доброго дедка там теперь рулил тощий, желчного вида дядька, который во-первых, смотрел на всех горе-выжигателей вроде меня с откровенным презрением, а во-вторых, имел привычку точить какой-то инструмент на электрическом точиле. Под вой, скрежет и запах горелого металла совершенно невозможно было отвлечься и расслабиться. Выжигание, как вид досуга, отпало, какая досада.
Из развлечений был всё тот же пинг-понг, я играл в него часто и охотно. Среди игроков был один парень из седьмого отряда, очень крупный, с угрюмым лицом, прозвище у него было Громила. Вроде бы я с ним был немного знаком по пинг-понгу с предыдущей смены. Пару раз я слышал, как Громила угрожал неким пионерам младше себя, обещая их избить и напирая на то, что скрываться бесполезно, всё равно он подкараулит возле корпуса. И вдруг внезапно Громила прочёл ту же самую телегу и мне! Помня, что с предыдущими его жертвами ровным счётом ничего не случилось, и зная, что мы не в глухом лесу, а в пионерском лагере, я не придал его словам значения, и на следующий день Громила играл со мной в пинг-понг, как ни в чём ни бывало. Жажда самоутверждения творит с людьми странные вещи. Наверное, через пару лет Громила дорос до того, чтобы отбирать у первоклассников мелочь. Ещё у меня осталось смутное впечатление, что вокруг него начал складываться кружок жополизов и почитателей.
Один раз мы ездили с самодеятельным концертов в некую войсковую часть. Мы специально разучили шуточную песню о военной службе. Всё прошло точно так, как было задумано, единственное, что меня удивило - зрители в зале были не в форме с погонами, а в бушлатах, как строители. Солдаты вполне убедительно нам поаплодировали и вручили пакет конфет. Примеряя этот случай на свою собственную службу в армии, я могу сказать, что с одной стороны наш номер выглядел довольно глупо, но с другой стороны - очень трогательно. Подумать только, пионеры специально приехали поддержать бойцов весёлой песней.
Когда для нашего отряда настала очередь дежурить, мне уже не повезло, как в прошлую смену – я попал на кухню, где не было ничего интересного. Там надо было собрать грязную посуду, отнести её на кухню и засунуть в посудомоечную машину. Последнее, в принципе, могло бы оказаться неплохим развлечением, но кухонные тётеньки нас всё время подгоняли и норовили выгнать с кухни побыстрее, так что даже опоздать на тихий час после обеда как следует не получалось.
Как-то раз проводился «конкурс произвольных инструментов», то есть надо было что-нибудь спеть, играя на всяких там кастрюлях и банках. Мы где-то набрали металлической посуды и выстроились перед корпусом. Лена взяла руководство в свои руки, то есть персонально облаяла каждого, начиная с правого фланга. Я стоял ближе к концу, но за себя особо не переживал. Дело в том, что мне удалось раздобыть металлическое ведро, и я уже видел себя крутым барабанщиком. Однако мне перепало не меньше, чем остальным, ведро у меня отобрали и дали взамен какую-то никчёмную мисочку. Не помню, какое мы заняли место, наверное, первое. Уверен, что наши вожатые-дерьмачи были на хорошем счету у руководства. Правда, к чести Лены я должен сказать, что когда я однажды попросил её зашить мне джинсы, которые лопнули по заднему карману, она выполнила мою просьбу без возражений и ненужных комментариев.
Однажды состоялась спортивная олимпиада, соревнования между нашим лагерем, «Факелом» и «Орлёнком». И этот раз нашему отряду тоже предстояло участвовать! Я, правда, попал всего в одну категорию, перетягивание каната, но всё равно рассчитывал стараться изо всех сил, чтобы внести свой вклад в победу нашего лагеря, а в победе я не сомневался. Мы и команда соперников вышли на поле, взялись за канат, и тут оказалось, что на нашей стороне на одного человека больше. «Так, иди-ка посиди», - раздался голос Миши. Конечно же, он обращался ко мне. Вот и вся моя олимпиада. Не помню, выиграла наша команда с этим канатом, или нет. Скорее всего, да, но радости мне это всё равно никакой не доставило. Эта смена была совсем не то, что предыдущая.
Ближе к концу ещё одной проблемой стал Саид. Вначале мы с ним дружили, но потом он начал задаваться, обзываться, кажется, один раз даже ударил меня, и концу моей полусмены он меня уже, можно сказать, терроризировал. Невозможно было поверить, что всего за месяц до того он утешал меня, когда я заболел. Я не помню, как прошёл мой отъезд из лагеря, но уверен, что в тот раз я уехал с огромным облегчением.
Так всего лишь за полсмены, за две недели мне пришлось столкнуться с грубостью, предательством и протекционизмом. Как будто бы это был совсем не тот лагерь, в котором я побывал всего лишь месяцем раньше. Моя третья смена стала отрицанием предыдущей, всё то же самое, но с противоположным знаком.
Продолжение следует
